среда, 11 ноября 2015 г.

Ностальгия

Оригинальное название: Nostalghia
Производство: Италия, СССР
Год: 1983
Режиссер: Андрей Тарковский
В ролях: Олег Янковский, Домициана Джордано, Эрланд Юсефсон, Делия Боккардо
Моя оценка: 10 из 10

В 1984 году на пресс-конференции в Милане русский режиссер Андрей Тарковский объявил о своем решении остаться на Западе. Это было вынужденное решение. Фактически Тарковского изгнали из страны.
Это было трагическое решение. Которое, как мне кажется, ускорило конец художника. Ведь он никогда не ощущал себя «своим» на Западе. Как вспоминал Отар Иоселиани: «...он постоянно говорил мне, что здесь царит определенная примитивность мышления, мелкобуржуазный склад ума, который он не переносит» («О Тарковском», М., 1989, с. 371). На Западе Тарковский снял всего два фильма, и это были фильмы о трагедии человека, об отсутствии гармонии в душе, о невозможности обрести эту гармонию.

Сам Андрей Тарковский так говорил о замысле фильма «Ностальгия»: «Я хотел бы здесь рассказать о русской форме ностальгии, о том типичном для нашей нации состоянии души, которое охватывает нас, русских, когда мы находимся вдали от родины. В этом я видел – если хотите – свой патриотический долг, так, как я его сам ощущаю и понимаю. Я хотел рассказать о похожей на судьбу связи русских со своими национальными корнями, со своим прошлым и своей культурой, своей землей, друзьями и родными, о той глубинной связи, от которой они не могут отрешиться всю свою жизнь – куда бы ни забросила их судьба. Русским трудно переориентироваться, приспособиться к новым условиям жизни. Вся история русской эмиграции показывает, что русские – «плохие эмигранты», как говорят на Западе. Трагическая неспособность к ассимиляции и их неуклюжие попытки освоить чужой стиль жизни общеизвестны. Могла ли во время работы над «Ностальгией» мне прийти мысль о том, что состояние подавленности, безнадежности и печали, пронизывающее этот фильм, станет жребием моей собственной жизни? Могли ли мне прийти в голову, что я теперь до конца своих дней буду страдать этой тяжелой болезнью?» («О Тарковском», М., 1989, с. 355).
Надо сказать, что фильмы Тарковского, несмотря на их сюжетное разнообразие, художественно очень тесно связаны между собой, имеют повторяющуюся ключевую символику. И в фильме «Ностальгия» можно найти массу отсылок, цитат, перекличек с прежними работами режиссера. Белая лошадь в тумане – это «Иваново детство», у героя седые пряди, как у Сталкера, стихи отца, Арсения Тарковского, и картинки счастливого детства – это, конечно, «Зеркало». И внимательность к слову – тоже из «Зеркала».
Герой фильма, русский писатель Андрей Горчаков (Олег Янковский), живет в Италии, пишет книгу о крепостном музыканте Сосновском. Всё существо его тоскует по Родине, но он упрямо это скрывает. Его сопровождает итальянка-переводчица Евгения (Домициана Джордано), красивая женщина, как будто сошедшая с полотен Боттичелли. Она изо всех сил пытается понять эту «загадочную русскую душу». А он будет изо всех сил противиться ее стараниям. Не надо ничего понимать, не надо пытаться говорить на русском («Говори на итальянском»), не надо читать русские стихи (книжка с русской поэзией полетит в угол комнаты). Ничего не надо. Для него здесь невозможна любовь, невозможны дети, о которых мечтает Евгения, невозможно писать и заниматься какой-то осмысленной деятельностью. Здесь жить можно только во сне, когда снится родина, мама, дорога, дом и он маленький. Вот там вся жизнь и осталась. Всё счастье. А здесь ничего нет, кроме непроходящей мучительной тоски. «Никуда не хожу, никого не вижу. Пиджак в шкафу висит, три года не надевал. Приеду в Москву – надену», – вот это вся его жизнь здесь.
Не спасает «ни церковь, ни кабак». Евгения придет в церковь, но не сможет встать на колени и помолиться – не получается, нет веры. Горчаков пьет, рассказывает какой-то анекдот, сам с него смеется, - а веселья нет. «Нет, ребята, всё не так. Всё не так, ребята....»
В городе есть серный источник, где плещутся жители, у всех свои проблемы, свои воспоминания, свое счастье. И все хотят жить вечно. Городской сумасшедший Доменико (Эрланд Юсефсон) расскажет Андрею, как можно спасти мир: надо перейти с горящей свечой весь этот бассейн с горячей водой. Вот жаль, он этого сделать сам не может: его гонят, кричат «сумасшедший». А Андрей сможет пройти.
Читая стихи, Горчаков бредет по воде. Ну черт возьми, если есть возможность осчастливить весь мир, то почему бы и нет? Но это все пока его игра, пьяная фантазия. А веры нет. И цели нет. 
Какая-то служанка подожгла здесь дом, потому что очень хотела вернуться к себе на родину. Крепостной музыкант Сосновский вернулся из благополучной Италии опять в Россию, хотя и знал, что снова станет тут крепостным. Выбор между свободой и родиной они сделали в пользу родины. Андрей Тарковский и сам находился перед таким выбором...
«Я старался, – вспоминал режиссер, – чтобы сценарий «Ностальгии» не содержал ничего лишнего и второстепенного, что могло бы помешать мне в решении главной задачи – передать состояние человека, который вступил в глубокое противоречие с миром и с самим собой, который не способен найти равновесие между реальностью и желаемой гармонией, который, стало быть, переживает ностальгию, которая вытекает не только из географической отдаленности от родины, но и из глобальной печали по отношению к целостности бытия» («О Тарковском», М., 1989, с. 348). 
Поиск гармонии идет на различных уровнях – и сюжетном, и на уровне символики. Вода как традиционный символ жизни у Тарковского встречается практически во всех его фильмах. И в «Ностальгии» мы вновь видим великолепные живописные кадры дождя, льющихся потоков воды. И абсолютно неслучайно именно через бассейн, полный воды, должен пройти Андрей. В фильме вода дополняется еще одной стихией – огнем. Огонь как символ используется Тарковским, прежде всего, в традиционном значении – это то, что разрушает, отнимает жизнь. Но вместе с тем, это и то, что гармонизирует эту жизнь, уничтожает старое, для того, чтобы родилось что-то новое.
Сумасшедший Доменико поджигает себя, потому что его разум находится в противоречии с его телом, и сам он находится в противоречии между реальным и воображаемым миром. Доменико пытается сотворить из своего самосожжения торжественную, поучительную для других церемонию – должна быть музыка, должно быть всё возвышенно и красиво. Но всё идет не так. Техника – искусственное порождение человеческого разума – подводит, подчеркивая не торжественность, а безумность и противоестественность поступка Доменико. Первые аккорды запаздывают и звучат, когда человек уже корчится в муках, искаженные звуки резки, ужасны, как крик сжигаемого человека. Наблюдать за «живым факелом» Доменико страшно и невыносимо, но именно такие чувства и должно вызывать самоубийство – ведь это преступление человека против себя, против Бога. Оно не может быть красивым. Оно не может быть возвышенным. Оно не может спасти ничью душу. Его можно считать жертвоприношением, но Бог не принимает такую жертву.
Потрясенный смертью Доменико, Андрей зажигает свечу и идет с ней через бассейн с водой. И огонь, и вода сейчас уже не противоположны друг другу, а гармонично дополняют друг друга, символизируя жизнь и живую душу человека, с трудом бредущую по этой жизни. Свеча то и дело гаснет. Андрей возвращается, зажигает ее и снова и снова, как одержимый, повторяет свой путь. Желаний у него больше не осталось – земных, мелочных, честолюбивых желаний, осталось лишь одно – желание внутренней гармонии, гармонии внутреннего и внешнего мира. А гармония эта может наступить, если он окажется на родине и будет там свободным.
Долго и мучительно будет проходить Андрей свой путь. И с каждым проходом силы в нем словно угасают, уходят из него, как будто мгновенно пролетают годы – начал путь еще здоровый мужчина, заканчивает древний старец, которому и шаг ступить тяжело.
Но он закончит свой путь. И наконец обретет желанную гармонию.

Это ведь только тело умерло. А душа полетела – свободная – и вернулась на родину.   

Комментариев нет:

Отправить комментарий